Усыновление от и до: родные и близкие

Идея ребенка и живой ребенок – разные вещи.

Я помню, как после долгих, безуспешных поездок получила первое направление на знакомство: листала анкеты на приеме в региональном банке, остановила взгляд на девочке, и вдруг:

– Мать на прошлой неделе прав лишили, могу направление выписать. Будете смотреть? Отказываюсь.

Еду семьдесят километров до опеки, по пути думаю: испугалась? Привыкла к ситуации «детей нет»? Вдруг в опеке будут вредные тетки, и надо было через банк оформляться? И хочу ли я на самом деле знакомиться с этим ребенком?

Но в опеке специалисты оказались прекрасными. По моему опыту, в небольшом городе опека лучше банка – родителей там, как правило, знают, и про ребенка рассказывают историю, а не просто озвучивают диагнозы.

Меня предупредили: девочка сложная. А кроме того, невезучая: три пары кандидатов за полгода, в итоге подписанное согласие, но потом все-таки отказ. Не решились. И вот я сижу в машине во дворе дома ребенка и жду, когда закончится тихий час.

Ситуация: «Мы вошли в группу, и сразу поняли: вот он!» – сегодня невозможна. По правилам в группу никто не заходит, разве что волонтеры. Кандидаты в усыновители встречаются с ребенком в отдельной комнате, и никаких других детей им без направления не показывают.

Я страшно нервничаю. Вспоминаю Школу приемных родителей: сначала ребенок, потом медицинская карта. Гипердиагностика в детских учреждениях – дело обычное, поэтому перед тем, как изучать диагнозы (хотя это очень важно!), лучше посмотреть в глаза малышу. Но вместо малыша в комнату вошел доктор с толстой папкой…

Два часа спустя, по дороге в Москву, я думала о девочке в розовом сарафанчике: за всю нашу встречу она ни разу не улыбнулась, не издала ни звука. Вспоминались истории вроде «мы решили не брать ребенка, а он стоял перед глазами, было стыдно», но пересекая МКАД, я поняла, что перед глазами у меня ужин на веранде после жаркого дня, рабочая почта, которую хорошо бы проверить, доктор для мамы. Было страшно признаться: я познакомилась с ребенком и ничего не почувствовала.

Успокоила меня та же опека простым: «не ваш ребенок, бывает, продолжайте искать». Три месяца спустя они перезвонят, предложат познакомиться с годовалым мальчиком, а услышав, как вопит мой, порадуются и поздравят. И добавят, что Оленька уже месяц, как дома.

А пока я рассказываю о ней родителям и показываю фото. Это тоже испытание. Привычное мамино «какой некрасивый ребенок» адресовано теперь не абстрактной анкете, а живой маленькой девочке. Я думаю: что будет, если однажды малыш никому, кроме меня, не понравится?

К сожалению, нередко, вместо того, чтобы поддержать, близкие давят. Поговорите с ними: объясните свой выбор, приведите примеры счастливых усыновлений. Рассказывайте о том, как идут дела, хотя бы в общих чертах – они поймут, как вам непросто, начнут сопереживать. Родные свыкнутся с идеей ребенка и будут счастливы, когда он появится.

Но помните: решение об усыновлении вы принимаете только сами.

Мне в этом смысле помогли обстоятельства. В больнице малыша категорически запрещали фотографировать, и кроме меня его никто не видел. Ребенка передали на день раньше, чем планировалось, и знакомство деда и бабушки с внуком случилось в режиме «приезжайте, мы внезапно дома». Оглядываясь назад, я думаю, что все это было к лучшему. Возвращаюсь к формуле – «усыновить можно только родного ребенка» и думаю о том, что всему свое время.

Оказалось, я не прогуливала ШПР, гуляя по весеннему Берлину, не потеряла месяц в ожидании приема в Федеральном банке данных о детях. Просто мой сын должен был появиться на свет.

Так что если у вас истекают справки, а ребенка вы до сих пор не встретили, не отчаивайтесь. Может быть просто рано.

А о том, что делать, когда ребенок нашелся, мы поговорим в следующий раз.