Зачем читать сказки?

Чем тексты книжной словесности отличаются от фольклора?

Когда мы говорим о литературе, в центре этого понятия стоят, прежде всего, художественные тексты, которые не имеют прагматических функций. Они служат для удовольствия, как писал Державин: «поэзия тебе любезна, приятна, сладостна, полезна, как летом сладкий лимонад». На самом деле, это тоже не совсем так. Почему мы читаем стихи, прозу? Это нам приятно, нам хорошо от этого, мы не читаем Пушкина чтобы вылечить больной зуб, например. У таких текстов как бы нет функций. Они есть, но другие, эстетические. Тексты с такими функциями появились относительно недавно. Даже многое из того, что мы читаем с эстетическим удовольствием, было написано совсем не для того. Например, летописи, ей-богу, писались не для того, чтобы быть потом «как летом сладкий лимонад». У них была своя функция — отчасти информативная, отчасти дидактическая. В фольклоре нет ничего такого, что бы сочинялось или излагалось для развлечения.

Устные тексты функциональны, они обслуживают историческую память, разного рода ритуальные стороны жизни.

Они очень важны для человека. Есть несколько устаревшая точка зрения, что если заключать браки между родственниками, то это приведет к вырождению. Это медицински не подтверждается, биологически это не так. Но социальная организация человека построена таким образом, чтобы этого избежать. Таким образом обеспечивается особое деление племен, особые отношения, в которые они вступают: разделение охотничьих или земельных угодий и прочие вещи. Информация об этом заключена в фольклоре, например, одно племя происходит от кенгуру, а другое — от опоссума. И теперь они не могут состоять в брачных отношениях. К тому же, одни теперь не едят кенгуру, а другие — опоссумов. Отсюда следуют очень многие вещи, регулирующие жизнь. Это простейший тип классификации.

Сказка — это жанр, который можно признать первой в мире беллетристикой.

Он есть не у всех народов. И очень показательно, что у тех народов, которые сохранили архаическое состояние культуры и до недавнего времени жили в бесписьменной традиции, сказок в нашем смысле нет. Все, что говорится, вызывает доверие, а сказка отличается тем, что говорит неправду и утверждает это. В начале или в конце она будет приводить аргументы в пользу того, что этого не было. Вот, например, рассказчик идет с пира: «я там был, мед-пиво пил» — доказательство, а затем: «по усам текло, а в рот не попало». Значит, и не пил, и на пиру не был, значит, ни пира не было, ни предшествовавших ему событий. Ничего не было — это протохудожественная литература. Поставить рядом со сказкой в фольклоре почти нечего. Разве что, анекдот в традиционном смысле, как разновидность коротких юмористических сказок.

Есть такой сугубо русский фольклорный жанр — былички.

Былички представляют собой рассказ о столкновении человека с потусторонним миром, обычно с местными духами: лешим, домовым, водяным, банником. У нечистой силы есть манера забирать к себе специалистов, чаще всего они почему-то нуждаются в музыкантах и акушерках. Не знаю, почему в их мире такой дефицит, но принять роды у чертовки и поиграть на свадьбе — самый распространенный запрос. Например, жила бабка-повитуха, шла как-то домой, подъезжает к бабке телега, а там человек, явно богатый, говорит: «Жена рожает, поехали со мной, поможешь». Бабка и поехала, а оказалась в другом мире. И по окончании бывает два варианта: первый — ей могли наложить полную сумку, так сказать, помета, но она, хоть и обиделась, не стала все же высказывать недовольство, а по возвращении обнаружила что в сумке деньги. А второй: когда золото в нашем мире превращается в помет.

Обычно из потустороннего мира человек возвращается не в порядке: то глупый, то немой, то больной. Сегодня вам могут рассказать историю про то, что приземлилась летающая тарелка, откуда вышли человечки с семью глазами и забрали кого-то к себе. А потом человека отпустили и он какой-то глупый вышел. Это та же самая арматура, та же самая быличка, но с заменой персонажей. Исходный текст строится на богатой, разработанной мифологии, и эти сюжеты существуют столетиями. (Вспомните например, «Бойню № 5» Курта Воннегута — IT BOOK) . Это пример перехода традиционной былички в современный рассказ.

Я считаю, что в человеческой истории открытия, равного изобретению письменности, не было.

Сергей Неклюдов

Как мы знаем, цивилизация может состояться и дойти до какого-то уровня без колеса. Это странно, но это так. Но цивилизация совершенно точно не может состояться без письменности. Не может существовать без нее существовать и государство, потому что структурирование государства как общности предполагает те виды коммуникации, которые устная традиция дать попросту не может. Письменность обеспечила распространение по свету, так называемых, мировых религий. Без письменности этого не могло быть. В начале Буддизм, затем Христианство и после Ислам приносили письменность народам, у которых её не было. Часто привнесение письменности в народ осуществлялось только для того, чтобы перевести на их язык тексты. Вспомним жития Стефана Пермского: для чего он составлял письменность? Для того, чтобы перевести Священное Писание. Письменность — не многоочаговая вещь. Она в основном передавалась по земле путем заимствования и очень сильно менялась. Нам сейчас трудно установить родство между арабицей и уйгурицей. В то время как родство между кириллицей и латиницей очевидно, и все языки, скорее всего, имеют общие арамейские корни. На самостоятельное происхождение больше всего претендует китайская иероглифика и мезоамериканские письменности.

По-видимому, история как мышление, как тип мышления появилась только с письменностью.

Дело в том, что устная традиция смешивает слои времен. Она анахронистична. Чтобы ориентироваться в потоке времени, нужна письменность для записи событий. В противном случае возобладать может цикличная модель, когда события прокручиваются по одному кругу, повторяя одно и то же. Этому способствует, например, круговорот сезонов. Вот, например, опять пришел ноябрь. Он был в прошлом году, и опять пришел. Он же.

Пример анахронизации: во вполне современной традиции, в XIX веке, рассказывается история о том, что есть некое место, где живет очень дружная компания: главный в ней — Ермак Тимофеевич, а в товарищах у него — Степан Разин, Емелька Пугачев, Гришка Расстрижка (Лжедмитрий), Мазепа и Ванька Каин. Хорошенькая компания, не правда ли? Чтобы вы понимали, они отделены друг от друга столетиями. Традиция все эти события слепила как бы в один блин. Есть основания соединить их вместе: по линии анафемы, казачества или разбойничества. Это очень характерный тип мышления для устной традиции.

Суд Пугачева. Художник В. Перов, 1870-е

Я очень хорошо помню свои детские ощущения, что прошлое — это что-то одно, и что я бы сказал тогда: «Ленин, Пушкин и кто-то еще, не помню, кто, жили в одно время». Когда я у подруги своей матери, женщины лет тридцати с чем-то, спросил: «Теть Жень, Вы мамонтов помните?», она очень обиделась. Я был совершенно искренен: она была взрослая, из прошлого, значит, и мамонты где-то там. Это инфантильное ощущение, оно человеку соприродно, оно естественно. А письменность справляется с этим. Она дает возможность устроить всё определенным образом, выровнять историческую последовательность в линию, — в общем, дать толчок тому, что мы можем назвать историческим мышлением.

Текст: Алиса Ладыгина

Материал предоставлен изданием о литературе IT BOOK

It book ─ это новый формат издания о литературе, который включает в себя веб­сайт (обновляется дважды в неделю) и печатную версию (периодичностью один раз в триместр). Мы советуем книги и кино; публикуем тексты лучших писателей современной России; мы не гонимся за новинками, а советуем то, что нравится нам; беседуем с интересными и знаменитыми; но в первую очередь мы говорим и пишем об эмоциях. Для нас важно, что вы почувствуете, когда возьмете в руки книгу, которую мы рекомендовали.

It book ─ это не рецензия, это эссе. Это мир, в котором можно отдохнуть от суеты и спокойно подумать в тишине книг и слов. Читайте нас за утренним кофе.