Маше посчастливилось сфотографировать уже более 30 семей, многие из участников проекта - ветераны войны, жители блокадного Ленинграда. Самой старшей участнице на момент съемки было 104 года.

«Цель, которую я ставлю перед собой – отразить в фотографиях краткий миг, отведенный на общение прадедов со своими правнуками. Ведь далеко не всем выпадает такой шанс - увидеть своих прадедов живыми, успеть запомнить их, почувствовать, посмотреть в глаза, услышать, обнять.

Мне искренне хочется, чтобы те, у кого такая возможность в жизни есть, не упускали её, ценили, берегли в сердце каждую минутку рядом со своими стариками, и через много лет, глядя на мои фотографии, смогли вспоминать как дед учил их стрелять из рогатки, а бабушка с теплотой и любовью мазала зеленкой разбитые коленки. Чтобы спустя годы они смогли сказать: «Это мой прадед, моя прабабушка, и я счастлив, что их знал».

Артамонова Елена Николаевна, 86 лет

«Как вчера помню первый день войны... Мы ждали гостей, отец ушёл бриться в парикмахерскую, а мама накрывала на стол и протирала тарелки. В тот момент, когда по радио известный всем до наших дней голос диктора сообщил, что фашистская Германия объявила войну Советскому Союзу, мама вскрикнула, тарелка выпала из её рук и разбилась вдребезги... Через несколько минут в дом вбежал отец, одна половина лица у него была побрита, а на второй всё ещё оставалась пена для бритья, на шее висело полотенце. Он сказал, что уходит в ополчение, мы собрали его вещи и проводили до места сбора ополченцев на вокзале. Больше я никогда не видела его... Он был начальником штаба, успел прислать только три письма и погиб в первый же год войны.

- Наш дедушка очень любил читать, у нас в доме было много старинных книг. И вот как-то он потерял талоны на хлеб, которые получил... Он всё их искал и никак не мог найти. А когда дедушка умер, мы нашли эти талоны в одной из его книг... А потом этими книгами пришлось топить печь...

- А хлеб, который выдавали по талонам был таким чёрствым, мы с братом и соседскими детьми клали кусочки на печурку, чтобы они подогрелись и стали помягче, мальчишки были старше меня, они проворно хватали и съедали не только свои куски, но и мои, а я не успевала и оставалась голодной».

«Как-то разорвались последние ботинки, пришла в школу босиком... Завуч пожалела меня и дала ордер на ботинки. Мама дала мне деньги, которые я должна была обменять на талоны. Отпуская меня, мама сказала: «Поменяешь у инвалидов, они единички не подделывают!» Я поменяла у инвалида и пришла в магазин, там продавщицы проверяли талоны с лупами. И вдруг, когда очередь дошла до меня, оказалось, что один талон у меня подделанный. Инвалид пририсовал нолик к единичке. Меня забрали в каталажку, посадили в камеру вместе с мужиками-жуликами! Я в белой блузочке и чёрной юбочке, босая забилась в угол и сидела так полдня, боясь пошевелиться. Мама вернулась вечером домой, а меня нет, пошла в магазин, там ей сказали, что меня забрали в милицию. Она пришла за мной, увидела в каких условиях меня там держат и сказала: «Если бы мой муж был жив, он бы убил вас собственными руками за дочь!» Она забрала меня и мы пошли домой, так я и шла босиком...

- После окончания учебного года нас всем классом отправили на поезде под Тулу в лагерь, а туда пришли немцы!!! Как было страшно! И вдруг из Москвы приехала моя мама. Там на станции стоял товарняк на Москву, она подошла к начальнику поезда и попросила подхватить нас до Москвы, он стал говорить, что не положено и места нет, тогда мама сказала: «Мой муж был начальником штаба, он погиб в первые дни войны, если вы нас не возьмёте, я лягу на пути перед вашим поездом!» Так мы вернулись в Москву... а там голод, грязь, вши...

- А под конец войны мама устроилась работать на склад продовольственных товаров. Она приносила банки сгущёнки и ставила их на полку (на чёрный день). А мы с братом делали в дне дырки и высасывали оттуда всю сгущёнку... как-то мама хватилась, а все банки пустые! Она нас даже не ругала! А что ругать?! Дети! Война! Голод!»

Воспоминания Захаровой Зои, 82 года

«Мои родители приехали в Ленинград из Смоленской области еще до войны и жили у знакомых в Красном селе. Я родилась в 1934 г. на станции Лигово (тогда еще Ленобласть). Перед войной папе дали комнату на 4-й линии Васильевского острова, д.47 в подвальном помещении, где мы и встретили войну. Мне было неполных семь лет, но я хорошо помню эпизоды особенно страшной зимы 1941-42 годов. До зимы кое-как дотянули, а потом холод, страшный холод и темнота... Напротив нашего дома на 5-й линии был сумасшедший дом. Ворота были всегда открыты, а напротив, во дворах, был сарай, куда свозили голые трупы. Я видела, как подъезжал грузовик и в него грузили, как дрова, замерзшие тела...Нам с дедушкой (он приехал к маме перед самой войной и не успел вернуться), мама оставляла по кусочку хлебушка 125 г на сутки каждому. Но что это был за хлеб, маленький кусочек, тяжелый, черный. Я клала свой в маленький деревянный чемоданчик и по крошкам ела, потому что больше нечего... Не раз дедушка у меня воровал хлеб и тогда я сидела совсем голодная. Тогда мама договорилась с начальником госпиталя, где работала, и он разрешил меня приводить с собой. Работала она на Петроградской стороне и мы ходили с ней на работу через Тучков мост. Однажды, на подходе к мосту, она отошла в сторону и что-то долго там разглядывала. На мой вопрос, что там, она ничего не сказала, но потом я слышала, как она кому-то рассказывала, что видела человеческие останки. И такое было... Можно было часто встретить саночки с трупом. И так люди умирали на улице на ходу, но люди, которые работали, получали пайки побольше, и все старались, делали, что могли, помогали друг другу и стойко переносили все тяжести. Еще помню, как сейчас, ужасную картину. Пришли мы домой, а в квартире нужно было спуститься на три ступеньки вниз, это была кухня, а из нее длинный узкий темный коридор до нашей комнаты. Так вот, открываем дверь, а из коридора важно вышагивают друг за другом громадные, как кошки, три спокойные крысы. И протопали мимо нас. Но мы и тогда не испугались, это было делом привычным, их везде было много. Так прожили мы до августа 1942, а в августе госпиталь стали эвакуировать. И мама тоже оформила документы на эвакуацию, но только не с госпиталем, а отдельно, через Ладожское озеро, взяв с собой меня и дедушку, и еще швейную машинку. Через Ладогу мы плыли на специально сколоченных баржах, тесно прижавшись друг к другу, полно народу, а вокруг рвались снаряды. Мама накрыла меня своим телом, так и плыли и не один снаряд в нас не попал, а потом мы к ним привыкли. Когда переплыли на другой берег, выгрузились и там первый раз нас покормили. Это было так вкусно! И мы наелись, но много сразу не давали! А потом нас погрузили в эшелоны и поехали дальше. Маме было очень тяжело, так как нужно было перетаскать вещи, какие были, швейную машинку, и я маленькая. Но я смотрела за дедушкой, чтобы он не исчез, так как он был совсем плох. И прибыли мы, наконец, в Саратовскую область, где нас погрузили в грузовые машины и развозили по деревням. Нас привезли в посёлок Комаровка и распихали по домам. Мы попали к одной бабуле, очень она была хорошая, набожная. Меня учила, как надо молиться. Встретили нас там хорошо, мама начала всех обшивать, она хорошо шила. Село было большое, около ста домов, у многих было свое хозяйство. Там я пошла в первый класс и висела на доске почета. Вскоре мы переселились в крохотный заброшенный домик с одним помещением с печкой на окраине села. Вход в комнату был прямо с улицы, но мама сплела сени из прутьев. Она скопила муки, так как нам каждый месяц выдавали по 2 кг, и на нее выменяла козу. Я помню, как я ревела, устроила ей скандал, чтобы она не отдавала муку, думала, что мы опять будем голодные.

Помню, как сняли Блокаду Ленинграда в январе 44-го. Мама сразу стала хлопотать, чтобы вернуться домой. И началось наше путешествие обратно. Сначала поехали в сам Саратов, там остановились у кого-то, пока мама оформляла дальше проезд. Затем поехали в Смоленскую область к бабушке и завезли деда. Затем поехали в Москву и жили там, пока мама не завербовалась в Ленинград на Адмиралтейский завод столяром. Иначе никого в город не пускали».

Суглоб Ульяна Ивановна, 104 года

«Моя бабуля - Суглоб Ульяна Ивановна - родилась 7 января 1912 года в Белоруссии, в Гомельской области, поселок Селище. Жизнь её была длинной и тяжелой, как и у всех крестьян тогдашней нашей страны. Скорее, она была похожа на выживание. Бабушка была старшей в большой семье - у нее было 10 братьев и сестер и очень молодая мама (две младших сестры и один брат еще живы). Воспитателем и главой семьи была её бабушка Анастасия, которая и запретила Ульяне учиться грамоте.

В 14 лет бабуле было велено шить себе приданое, а в 15 лет её выдали замуж за моего деда Суглоб Василия Яковлевича. Бабушка говорила, что она была самой красивой девушкой в селе, и на нее многие ребята поглядывали. У них было пятеро детей, из которых двое старших мальчиков умерли от кори, а с тремя младшими бабушка Ульяна осталась, когда началась Вторая мировая.

Деда сразу призвали в армию. Больше его никто не видел, т.к. он в 1943 пропал без вести. Бабуля была очень сильным человеком, физически и духом, иногда и властной. Думаю, такой её сделали нескончаемые трудности, голод и великое желание жить и уберечь детей. У нее был конь. Она нанималась к односельчанам, запрягала себя в борону и обрабатывала землю за деньги, хлеб, еду... У нее всегда была в доме еда для её детей, так она мне рассказывала.

Когда было совсем туго, собирали мороженую "бульбу" в полях, варили. В войну укрывали партизан, шили им одежду, вязали варежки. После войны в середине 50-х, спасаясь от нищеты и голода, всей своей большой семьей перебрались на Кубань. В Отрадненский район, где за трудодни бесплатно трудились в колхозе.

Замуж бабуля больше не вышла, при этом, не растеряла оптимизма, интереса и вкуса к жизни. Была легка на подъем, очень любила все новое и современное. Всегда говорила: Ну не пожила я еще, столько дел недоделано! Умерла Ульяна Ивановна в свой 105-й день рождения - 7 января 2017 года. На исходе дня. Удивительным человеком она была».