ВЫБРОСЬТЕ ТАЗ!

Однажды у нас с мамой в Люблино появились новые соседи. Простая семья. Мать, отец и дочь лет четырнадцати. Ну соседи и соседи, не в нашей же квартире. И вдруг осенним вечером услышали мы за стенкой вопли и грохот. А минут через десять вопли уже оглашали подъезд. Мама открыла дверь: на площадке стояла тетка-соседка и ее пухлая дочка. Обе рыдали.

- Девочки, что случилось? – спросила мама.

- Муж… напился… – объяснила тетка, всхлипывая. – Схватил топор и бегает за нами.

- Господи! Проходите скорей к нам!

Страдалицы вошли и мы слушали теперь квартетом, как муж лихо вершит плотницкие работы с мебелью. Мама сказала, что надо вызвать милицию, это же черт знает что такое! Тетка согласилась. Вызвали. Матерые милиционеры Люблинского района быстро скрутили «плотника» и увезли до протрезвления.

Спустя несколько дней мы увидели в подъезде самого героя: невысокий плешивый мужичонка со злобными глазками и следами векового похмелья на лице. А примерно через месяц вопли и грохот повторились. И затем стали нашим привычным аккомпанементом. Но тетка с дочкой больше никогда не покидали квартиру. Это плешивое чудище гонялось за ними с топором – или что там ему попадалось под руку? – но они предпочитали сдохнуть, чем просить о помощи и вызывать милицию. Мама как-то задумчиво произнесла, слушая соседские визги: «И ведь будут терпеть… потому что лучше жить со скотиной, чем в разводе. Ох, русские бабы!» Мне тогда было лет двенадцать, но мамину фразу запомнил навсегда. И всю жизнь потом получал подтверждения.

И речь даже не о насилии над женщиной, я знавал семьи, где жена ловко дубасила напившегося мужа – и так из в года в год, с беспросветной регулярностью. Он напивается – она ему в морду, весело! Так и жили, не тужили. Вопрос как раз в том, почему жены терпят рядом таких существ. Ладно, я могу понять ситуацию, скажем, Есенина. Тип был крайне мерзкий, когда пил, сам об этом писал. Но женщины терпели: он же гений! Свою последнюю жену, Софью, внучку Льва Толстого, Есенин встретил меньше, чем за год до смерти. Ему, деревенщине, было лестно породнится с графиней и наследницей великого имени. Саму графиню в грош не ставил, друзьям сознавался, что бывают минуты, когда ненавидит. Но Софья терпела: он же гений. А если бы он не повесился? Так бы жил с нею и куражился. Нет, дорогая Софья Андреевна, простите, но вам повезло, что гений воспользовался веревкой. Неизвестно, чем бы ваш брак закончился, может, он вас бы придушил другой веревкой в состоянии белой горячки. Но вот тот люблинский козел с топором – он точно гением не был! А жена терпела.

Впрочем, наблюдал я и ситуацию с поэтом. Нет, не Есениным. Это вообще история для арт-хаусной мелодрамы. Был у меня старший приятель, назову его Рабинович. Не для смеху, а потому что был он не просто евреем, а таким натуральным сионистом. И была у него жена, назову ее Иванова, потому что была она совершенно русской. Иванова работала бухгалтером, а Рабинович нигде не работал. Он лежал на диване, сочинял стихи и считал себя непревзойденным поэтом. Стихи были так себе. Но самое главное: Рабинович считал, что как только переедет на Землю обетованную, тут он уже займется делом, а не только стихами, ведь в Израиле столько возможностей, не то, что в России. Жена туда не очень рвалась, но Рабинович уговорил: да мы заживем как в раю, а наша маленькая дочка спасибо скажет потом!

Прошло года три. Иванова выучила иврит,  закончила бухгалтерские курсы, устроилась на работу. Стала ценным бухгалтером. Да, Иванова. Да, в Израиле. Да, успешно считала еврейские деньги. А Рабинович лежал на диване, но уже под кондиционером и по-прежнему ничего не делал. Даже стихи перестал сочинять. Ивановой бы плюнуть на него, взять дочку, вернуться на родину, к старой маме, но и Рабиновича жалко: у того стали отказывать ноги. Они до сих пор вместе, совсем старенькие. Дочь уехала в Америку. Не уверен, что Иванова считает свою жизнь очень счастливой.

Хотя задумывается ли она вообще об этом? Русская женщина мечтает о счастье, но на него не рассчитывает. Прожила как прожила. Был муж, плохонький да свой. Это как старый таз в сарае на даче: спотыкаешься об него, материшься, выбросить бы к черту, но жалко – вдруг сгодится? Вещь же.

Я сам был таким «тазом». Пятнадцать лет прожил с первой женой. Бухал как задрипанный Есенин, пропадал ночами, врал: «Ну я это… с друзьями… не помню где… помада? Какая помада?» И пятнадцать лет она это терпела. Спотыкалась, материлась, уже готова была выбросить, но потом думала – вдруг пригодится? А однажды сказала: всё. Пошел вон. Я, конечно, не поверил: как это? Меня, такого очаровательного, и выгнать! Шутит баба.

Она не шутила. Если русская женщина принимает такое решение, это как броситься с обрыва в Волгу. Обратного хода нет. Очень редко, но русская женщина на такое способна. Я буквально цеплялся трясущимися руками за дверной косяк, а она меня пинками гнала и повторяла: «Тебе же будет лучше!»

И выгнала. Примерно года полтора я пытался осмыслить произошедшее в компании с водкой и случайными девчонками, которых на короткое время умел очаровать. А потом случилось просветление. Нет, не сразу, не одним прекрасным утром. Борьба с собой – самая мучительная, потому что никогда не рассчитаешь, когда и какой удар нанесет противник. Иногда на борьбу уходят годы, и ползаешь, весь окровавленный.

Но бывшая жена оказалась права. Мне стало не просто лучше. Я вообще начал жить заново. Родилась дочка, ей уже почти два. И со старшими детьми – такая идиллия, что боюсь сглазить. Хотя детство я им испоганил порядочно.

А если бы не выгнала меня жена? Так бы и продолжался мой рок-н-ролльный угар, пока не отказал бы обветшавший организм. Жена, кстати, тоже счастлива: встретила классного дядьку, простого, доброго, заботливого. А что еще надо женщине, когда ей под сорок?

А ведь когда выгоняла, то оставалась одна, с двумя детьми, на какие-то деньги от меня тогда и рассчитывать было нелепо. В результате – все так хорошо сложилось, что можно пускать титры под музыку Вивальди. И мораль тут, в преддверии Женского дня, проста: не мучайтесь, гоните их к черту, пьяниц и дебоширов! Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита! Они никогда не изменятся, сколько бы не клялись с похмелья. Только долой, только хардкор! И не надо обманывать себя: ну как же деткам расти без отца? Лучше расти с приходящим отцом, чем со Змеем Перегарычем из страшной сказки.

А там, глядишь, проспятся и используют шанс. Или не используют. Но это уже не ваша мука. Это уже не ваш таз.