Письмо счастливому человеку

Лёша! Дорогой мой далекий Лёша! Решил вдруг обратиться к тебе. Очень много накопилось, что сказать. Хотя затея бессмысленная: ты никогда не прочитаешь это письмо. И ничего не изменить.

Но я вижу тебя. Ночь, ты сидишь за столом, что-то пишешь, не могу разглядеть, что – кажется, стихи? Да, конечно, стихи. Карандашом на листке. Ты же романтик. Слева от тебя магнитола «ВЭФ-Сигма», там крутится, чуть шипя, кассета: эту музыку я узнаю. Я ее помню. Ленинградская группа «Аквариум», альбом «Радио Африка». «Время Луны, это время Луны, у нас есть шанс, у нас есть шанс, в котором нет правил…» Вчера ты тоже ее заводил, когда приходила кареглазая девочка, которую ты так любишь. Вы еще болтали с ней о вашем будущем.

Два балбеса! Извини за резкость.

Лёша, я знаю ваше будущее. Нас с тобой, Лёша, разделяет тридцать лет. Я – это ты. И я обращаюсь к себе, девятнадцатилетнему. Такой легкий приступ безобидной шизофрении. Ты вчера говорил той девочке, что хочешь назвать вашу будущую дочку Яной. У меня есть новости: плохая и хорошая. У тебя будет две дочки. Это хорошая. Но ни одну из них не будут звать Яна. Это плохая. Еще у тебя будет сын, которому сейчас, в 2015 году столько же, сколько тебе в 1985. Но он совсем на тебя не будет похож, и слава богу: не романтик ни капли, но очень хороший человек. Есть и третья новость: с этой девочкой, которой ты сейчас пишешь стихи, у вас ничего не получится. Вы будете драматично расставаться, ты будешь резать вены, но несильно, потому что все-таки очень хочешь жить. И проживешь долго.

Ты сейчас уверен, что станешь известным поэтом. Хорошо, что ты меня не слышишь, потому что ты не станешь никаким поэтом и стихи твои дурацкие. Плохие стихи. Но пока пиши, пиши, верь в то, что их опубликуют и ты проснешься знаменитым поэтом.

За твоим окном апрель 1985 года. Тебе очень повезло: твоя юность совпадет с бурным временем страны. Тебе понравится. Даже 90-е годы будут для тебя хоть и страшноватыми, но веселыми, бодрыми. А сейчас тебе и в голову не может прийти, что вот этот самый Гребенщиков, чью подпольную запись ты слушаешь, станет скоро желанным гостем на телевидении. Представляешь? Ничего ты не представляешь. Да что там Гребенщиков!  Помнишь того фарцовщика, который продал тебе вареные джинсы? Он будет наверху списка «Форбс». Ой, только не спрашивай, что такое этот «форбс», долго объяснять.

Завтра ты сбежишь с лекции: весна же! Вы отправитесь с лихими дружками пить пиво в подвальное заведение на улице Пушкинская, которое в народе зовут «Яма». Тебе достаточно двух кружек кислого «Ячменного колоса», чтобы почувствовать себя вполне счастливым. Я бы умолял тебя и остановиться на этих двух кружках, но ты меня не слышишь, молодой жизнерадостный болван. Спустя годы ты будешь плестись за пивом по утрам, после водки и тупого угара всю ночь, выпивать первую бутылку прямо у дверей магазина… короче, беда. Это разрушит твой первый брак. Но ты меня не слышишь. Пишешь стихи? Подбираешь рифму? Спустя годы рифма будет пугающая: кардиограмма, которую сделает врач скорой во время твоего очередного запоя. И слова врача, что ты вот-вот сдохнешь с такой кардиограммой. К счастью, ты найдешь в себе силы, остановишься, потому что все-таки очень хочешь жить. Но куча грандиозных планов, красивых идей, прекрасных отношений, и почти четверть жизни будут утоплены в утреннем пиве. Но ты не слышишь меня.

От сколького я бы предостерег тебя, дурака, если бы мог докричаться сквозь три десятилетия или забросить с ночным ветром это письмо на подоконник. Но ты не прочитаешь это письмо.

Летом этого же 85-го года у твоей мамы вдруг случится пара приступов гипертонии. Ты даже не обратишь особого внимания на ее жалобы: мамы всегда придумают себе чего-нибудь, а ты весь в стихах, в любви. Всего через семь-восемь лет гипертоническая болезнь превратит маму в инвалида. Она умрет у тебя на руках, в этой же квартире.

Твои друзья сейчас тоже полны свежих апрельских планов. Один собирается стать актером, другой музыкантом, третий активно двигается по комсомольской линии, уже стал комсоргом курса, и рвется дальше, дальше, дальше… Да, вы талантливы, да что там? – вы гениальны! Вы в этом уверены. И у каждого сейчас есть шанс, как поется в этой песне. Но в нем нет правил. Первый не станет актером, он вообще никем не станет. Ну как никем? Мужем, отцом, рачительным хозяином, добродушным мещанином с варикозом. Это на самом деле не худший вариант, но сейчас вам, гениям, лучше не знать о таком будущем. Второй не станет музыкантом и зря он терзает струны гитары. Но пусть терзает, пусть тренькает. Разочарование и вялость будут накатывать постепенно, ослабляя струны и амбиции. Третий, комсомолец, вообще уедет в Америку, когда карьера тут потеряет перспективы, а страна СССР вовсе исчезнет с карты мира. Он уютно устроится в штате Алабама, и его дети родятся там же и будут плохо и неохотно говорить на совершенно диком для них русском. Тоже неплохо, но пока Алабама не снится ему даже в страшных снах. Какая на хрен Алабама, где это вообще? Для вас пока Прибалтика – самый дальний рубеж.

Но я не упомянул о  Вадиме. Над которым вы потешаетесь, ибо он носит нелепую шляпу, а еще сидит все время в углу с большой тетрадью на коленях и пишет программы на языках Фортран и Алгол. Да, в каждой компании должен быть свой объект насмешек, вот вы и потешаетесь над Вадимом. А он-то из своего угла, в своих драных ботинках, в своей нелепой шляпе шагнет через десять лет в золотой город за океаном, где станет важным человеком в IT-индустрии. Что это такое IT? Как бы, Лёша, тебе объяснить? Ой, стольких слов ты еще не знаешь! Даже слова «пейджер» не знаешь. Лучше не буду начинать. Короче, зря вы смеетесь над Вадимом и его шляпой.

А осенью этого же 85-го года еще один ваш приятель, добродушный Саша, Санёк, погибнет в Афгане. И я, отсюда, из своего проклятого далека, ничего не могу сделать. Не могу никак его спасти. Мне не перекричать апрельский ветер за твоим окном. Ничего не изменить. Санёк сядет в головной танк колонны, и его подобьют. Вам останется увидеть только наглухо закрытый гроб. И это будет первая потеря в вашей жизни.

Но пиши, мой юный романтик, свои бездарные стихи и ни о чем пока не думай. Ты счастлив, и я тебе, если честно, завидую. Просто потому что ты молод и глуп. Потому что у тебя густые волосы и всего одни джинсы, но зато настоящие варенки! Потому что ты не знаешь, что такое тахикардия и завтра пойдешь пить пиво в «Яму». Потому что еще жива мама, и еще жив Санёк.

Потому что ты никогда не прочитаешь это письмо.